Я уже не помню, чем я в тот день занималась, это был обычный январский день накануне Старого Нового года, который мы любили праздновать в Репино, и тогда были в Репино.
Обычный рабочий день.
С «Ленфильма» в тот вечер вместе с Юркой (кажется, даже, одной электричкой) приехала толпа народу, почему-то все были мрачные и нервные, и, вместо того, чтоб, как водится, быстренько собраться в баре, разбрелись, кто куда.
Мы, мамаши с детьми, выпустив своих отпрысков носиться по дому, сплетничали в холле, когда последними приехали Шумячеры, Маша с Лёней, и Лёня с порога вывалил это на всех: Эфрос умер! Инфаркт.
У нас в те годы об Эфросе говорили мало: не Москва.
Поначалу, когда он только что пришел на Таганку, обсуждали конечно, но без особой пылкости. Вот так, чтобы разделиться на группировки — кто за, кто против — такого не было. А потом и вовсе интерес к происходящему на Таганке угас: своих, питерских дел и проблем хватало, а спектаклей, которые бы воодушевили ленинградское сообщество на новый виток обсуждений, не было.
Ну, разумеется, доходили слухи о травле, о чудовищных, хамских формах этой травли; ну, ахали, разумеется, в кулуарах… Но
И вдруг — умер. В 61 год.
И это было как обухом по голове.
Когда это известие мигом облетело весь дом, все моментально собрались в баре, и
Буквально за год до того мы потеряли Илью Авербаха, которому был 51 год, и про него как раз и говорили: заболел и умер, потому что не смог вынести унижений. И вот — спустя ровно год — Эфрос.
По той же причине.
Мы тогда заспорили, как водится, про «Софью Власьевну», но споры эти быстро утихли, потому что в итоге всех размышлений и разговоров пришли к печальному выводу: Софья Власьевна в обоих случаях была решительно ни при чем.
«При чем» были совершенно конкретные люди. Коллеги. Товарищи, можно сказать. Имена их всем известны, пальцем тыкать в живых стариков (не раскаявшихся) и в раскаявшихся покойников не хочу…
Вообще, с
А желающих помнить правду, истинное положение вещей, становилось всё меньше. Потому что одно дело, бороться с режЫмом — на кухнях, в гримерках и в студийном кафе, а совсем другое — сказать приятелю (и уж, тем более, непосредственному начальнику): «ты — убивец и есть».
Вот, собственно, никто и не сказал — ни «убивцу» Ильи, ни «убивцам» Эфроса.
А сейчас и помнить уже стало практически некому.
Так всё
Правда, с уходом Авербаха и Эфроса
Я понимаю — что именно, просто не хочу формулировать… Вслух, по крайней мере. Потому что сегодня это может прозвучать достаточно пошло, потому что тогдашним смыслом эти слова уже не наполнятся.
И вот сегодня вспомнилось то чувство — ужасное, ужасное — нестерпимой подлой пустоты.
Через год после Эфроса я осталась без папы.
…А спустя три года — точно в этот же самый день — я снова была в Репино, потому что в тот день умер Лёня Шумячер,
И только сейчас — спустя целую жизнь — внезапно у меня в памяти «зарифмовались», соединились эти смерти: папа — Илья — Анатолий Васильевич — Лёня…
И без каждого из них в моей жизни просто стало меньше воздуха.
Намного меньше.
Теперь я уже осталась и без Юры, и живу, как на высокогорье или под водой: вдох — задержала — выдохнула.
И к своему ужасу помню пока еще абсолютно всё, в самых мельчайших деталях.
Тяжело, конечно, но
Открыть пост В этот день 32 года тому назад умер Анатолий Васильевич Эфрос