Да и плевать бы на их вражду, если честно. Не привыкать-стать.

Но весной я к ним же, к этим обиженным мною людям, должна буду обращаться с просьбой дать мне фильм в программу.

Меньшая часть из них — адекватные и вменяемые — и не вспомнят, что несколько месяцев назад я проехалась по их творению танком, и фильм дадут.

Большая — обидчивые и злопамятные — скажут: а не пойти ли вам, тётенька, лесом?

Словом, чаще всего приходится сидеть и помалкивать.

А тут я могу писать, что хочу, разговаривать обо всём на свете, и никто не скажет мне, что написанное мною — «неформат», что оно не помещается на полосу, что про книжки у них пишет другой человек, а про футбол — совсем-совсем другой.

Кстати, о футболе.

17 лет тому назад мы с мужем на Кинотавре в Сочи позвали нашего приятеля-актера посидеть в кафе на пляже и выпить рюмку-другую.

Обыкновенно этот наш приятель подобные предложения воспринимал с большим энтузиазмом.

А тут вдруг как-то скукожился, глаза отвёл, застеснялся весь, и сказал: «Не могу… Сейчас по телевизору футбол начнется».

Мы с Юрой были в шоке.

Нет, сказать «в шоке» — ничего не сказать.

Мы были просто убиты. Этот милый, интеллигентный человек, с тихим голосом и изящными манерами, с тонким вкусом и нестандартным умом — и футбол…

Бред какой-то. Стыд, стыд, и стыд.

Так мы ему и сказали, и гордо отправились выпивать.

А спустя буквально год случилось непредвиденное.

Я в ту пору работала главным редактором толстой газеты, и у меня уволился спортивный обозреватель. А полоса спортивная осталась — никуда не делась. Я потыркалась к одному специалисту. К другому. Все либо заняты, либо боятся своих главных редакторов (и межгазетной конкурентной борьбы). Словом, номер выпускать — а полоса пустая.

Засада.

И тут я вспомнила, как наш любимый институтский профессор, старенький и хрупкий, однажды поразил нас тем, что имел роскошный набор слесарных инструментов. Любой сантехник мог бы позавидовать. И на немой вопрос ответил: «Давным-давно я понял, что если пьяный человек с двумя классами за плечами может починить эту штуку, то неужели я, с моим образованием и моими мозгами не смогу?». И починил, и научился, и забыл про сантехников навсегда.

Так и я спросила себя: неужели я не смогу разобраться в том, как 11 мужиков катают по полю мячик, какие там правила, и про что орут болельщики?

Ох, лучше бы я этого не делала.

Я усадила перед телевизором своих мужчин (которым этот футбол был глубоко до лампочки). Им было меня жалко, и они согласились.

Потом я позвонила приятелю, который хорошо в футболе разбирается, ходит на стадион, и всё такое прочее. Он мне какие-то вещи объяснил, подсказал, и я статью написала, и никто не заподозрил, что писал её форменный «чайник» (я, конечно, подписалась псевдонимом).

И еще раз мне пришлось это сделать.

И этого хватило.

Мы всей семьей на это дело «подсели», как говорится.

И сегодня уже мои друзья удивляются и смотрят на меня с жалостью, когда я говорю им, что не могу пойти (посидеть, повидаться, посмотреть и т. п.), потому что футбол.

Смешно, правда?

А три самых-самых мощных моих футбольных впечатления — это игра Зенита с Вильяреалом (в Кубке УЕФА), когда наших убивали-убивали, а парни, как маньяки, всё бодались и бодались, даже когда гнида-судья удалил двоих игроков и дал Славке Малафееву ЖК… Я тогда поняла: могут.

Потом матч с Рейнджерс.

Даже не сам матч, а ночь после матча.

Я была в Питере. Стояла прохладная весна, мы смотрели футбол с сыном на кухне питерской квартиры, законопатив все щели, и орали шепотом, потому что только что уснула моя крохотная внучка.

Потом догадались включить телефон на громкую связь (Юра был в Москве), и орали и бесновались уже втроем.

А после победы и выигрыша Зенитом кубка мы с сыном выскочили на Невский в шарфиках, и навстречу шли двое в шарфиках ЦСКА, и с криками «Ура!» стали обнимать нас с Ильей и тискать, и, пользуясь моим малым ростом и весом, начали меня подбрасывать, Илья насилу меня у них отбил.

По Невскому ехала дорогущая машина, ну, какая-то за совсем безумные деньги — Бентли, кажется. На борту у нее во всю длину краской из баллончика было написано «Зенит — чемпион!».

А потом мы столкнулись с моим другом. Он очень богатый человек, почти олигарх, к тому же потомок аж трех русских аристократических родов, фактически, Рюрикович. Он был пьян в стекло. По пояс гол. Разрисован зенитовскими цветами. С ним было еще несколько таких же пьяных разрисованных мужиков, они трескали из горлА шандон, и поливали этим шандоном Невский, и нас заставили выпить, хотя было холодно и водка была бы предпочтительнее шампанского.

А потом толпа уже повалила валом, и мы перестали разбирать, с кем целуемся, с кем обнимаемся.

В толпе не было вообще никакой агрессии, было только офигительное счастье, и мы орали, как резаные. Менты уговаривали: «Граждане, покиньте проезжую часть!». Их никто не слушал.

Я такого прежде не видела никогда.

Когда мы дошли до Дворцовой, то увидели, как со всех сторон туда стекаются толпы людей, как в Новый год, и около Александрийской колонны плясал вприсядку дедок какой-то, тоже в дрова пьяный…

Ах, как было здорово!

Ну, и, конечно, матч с голландцами на чемпионате Европы-2008…

Феерия.

Я поняла, что мир сошел с ума, когда мне позвонила мама (ей было 83, и весь этот футбол ей нафиг не сдался), и верещала: «Ты видела? Нет, ты это видела? А?»

«Вечеринка» в самом деле удалась!

Это я всё, собственно, к тому, что я в футболе не особо гурманствую: я, главным образом, за наших болею. 🙂

Пост в Фейсбуке и обсуждение