Канн, 20 лет назад.
Встать не было никаких сил…
Накануне была грандиозная гулянка, с участием всех звезд фестиваля, мы снимали как сумасшедшие, а потом наклюкались в компании министра кино Польши Вальдемара Домбровского, Саши Кайдановского и непонятно как очутившегося рядом Андре Дюссолье…
Утром съемок не было, и я решила кровь из носу успеть на пресс-показ. Встать надо было в 6.30.
И, спрашивается, ради чего?
Ну, Тарантино, ну, «Бешеные псы», ну, новый фильм… Подумаешь, делов-то!
Завтра уже закрытие. Всё уже ясно, «Утомленные солнцем» идут на «Ветку» — сто процентов, Никита, Рустам и Меньшиков уже два дня принимают поздравления, все главные интервью уже сняты. И вот чего ради мне надо переться ни свет ни заря на последний фильм конкурса, который можно будет посмотреть когда угодно через месяц, а спать так хочется и голова после вчерашнего чугунная?
Лучший утренний макияж девушки — тёмные очки.
Цок-цок каблуками по Рю Д`Антиб, свернуть на Круазетт, где уже ползут толпы сонных коллег: вчера гуляли все!.
Трофименков тоже в тёмных очках, Николаевич и Лаврентьев — без. Сразу ясно, кто вчера не пил.
Тарантино похож на невыспавшегося идиота и всё время хихикает.
Свет погас, можно спать.
Какое — спать!!!
Ой, мама, что это?
Ой! Ой!
Конец.
Овация, дружный рев журналистского братства.
Вечером иду с Домбровским смотреть по второму разу.
Всё повторяется: зал просто воет.
Одним из последних из зала выходит Михалков — на нем лица нет. Он всё понял. «Ветка» снова мимо…
Первый показ Pulp Fiction.
Ровно 20 лет тому назад.
Пост в Фейсбуке и обсуждение