Фото Сергея Грицкова
Я думаю, в нашей отнюдь не поголовно музыкально образованной стране нет ни одного человека старше 10 лет, кто не знал бы его музыки.
Ну невозможно же, в самом деле, представить себе человека, который никогда в жизни не насвистывал бы или не мурлыкал тихонько вальс из «Берегись автомобиля», или «У природы нет плохой погоды», или «Если радость на всех одна», или «Я шагаю по Москве», или «Мохнатого шмеля». Да всего написанного им — что мы напеваем каждый день — и не перечесть.
Не знаю, как по стране, а в Ленинграде — Петербурге его в лицо знал каждый второй, что, согласитесь, с композиторами, которые сами не поют по телевизору, бывает нечасто…
Андрей Павлович Петров был человек светский, публичный, с удовольствием появлялся на различных культурных мероприятиях — всегда элегантный, обаятельный, остроумный. Речей вот говорить не любил. Возможно, потому, что был — как ни странно — довольно застенчив. Возможно, потому, что когда волновался, начинал заикаться.
Впрочем, про его заикание — отдельная история. В юности он заикался ужасно. Сам говорил: «Неизвестно, что было большей пыткой — мне говорить или меня слушать!». Но, стиснув зубы, преодолел это свое ненавистное заикание.
Точно так же, как
Представили? Ну вот, это примерно одно и то же.
Впрочем, прилично музицировать он так и не научился.
Лет 15 тому назад на питерском фестивале «Виват кино России» была смешная и трогательная вечеринка в прекрасном резном дубовом зале Союза композиторов в
В заключение вышел Андрей Петров. И из «зрительного зала» раздался то ли вздох, то ли стон Эльдара Рязанова. Композиторы дружно засмеялись. Остальные ничего не поняли.
Петров подошел к накрытому столу и произнес: «Элик, не бойся!». Все опять засмеялись. А Андрей Павлович окунул палец в стопку с водкой и, водя мокрым пальцем по краешку стеклянной стопки, изобразил
Публика была несколько разочарована, и Петров пояснил: «Вот Рязанов знает: я на пианино очень плохо играю!». Рязанов немедленно подтвердил: «Точно! Я когда с ним только познакомился и он наиграл мне наброски к фильму „Берегись автомобиля“, я был страшно разочарован! Но потом к инструменту сел
Не знаю, если честно, как Петров играл. В самом деле — никогда не слышала за почти 20 лет знакомства. Но про «сплошной восторг» — это чистая правда.
Впрочем, про его музыку и про его любовь к музыке, с одной стороны, можно писать и говорить часами, а с другой — совершенно глупо и бессмысленно: как раз потому, что музыку его знает каждый, так что
Я впервые услышала его музыку в детстве в фильме
А он писал со скоростью света. Писал для таких разных Георгия Данелия и Эльдара Рязанова, для Ивана Пырьева и Ролана Быкова, Станислава Ростоцкого и Виталия Мельникова, Леонида Менакера и Алексея Германа.
Он мог быть в своей музыке совершенно разным.
Я, к примеру, когда услышала ни на что не похожую увертюру к фильму «Укрощение огня» (а титры пропустила), долго гадала, кто это: Свиридов? Артемьев? Только на Петрова подумать не могла: не может же быть, чтобы такую мощную, вулканическую увертюру написал милый, мягкий Андрей Палыч?
Кстати, про «милого и мягкого». Известно, что Георгий Данелия, снимая «Осенний марафон», видел в своем Бузыкине Андрея Петрова. И в самом деле сходства было много. В том числе даже внешнего. Я не могу себе представить его повышающим голос или даже просто жестким. Не понимаю до сих пор, как ему удавалось под внешностью классического питерского интеллигента таить эту свою совершенно железную, несгибаемую волю. И тем не менее воля у него и впрямь была железной. Каждый, кто сталкивался с ней, бывал в недоумении: эта стена казалась мягкой, почти пушистой — пальцем ткни, и отступит. А вот попытавшиеся «ткнуть» знали по себе: об эту мягкость можно и руку сломать.
С ним было интересно разговаривать обо всем, но я многажды замечала: с непрофессионалами он о музыке вообще не разговаривал. Не «предпочитал» — а вот совсем. Хоть про спорт, хоть про кино, хоть про баб — только не про музыку. Дилетантизма в своей профессии не терпел. И
Прекрасно про себя знающий, что он выдающийся композитор, уникальный, редкий талант, при этом обожал комплименты. Совсем как барышня смущался, таял и млел, только что не краснел. Но спаси Господь брякнуть про музыку
Когда мы встречались на кинофестивалях, где он был или в жюри, или в попечительском совете, или прямым участником, было совершенно удивительно наблюдать, как Андрей Павлович легок на контакт. Эта вот его контактность и милота многих вводили в заблуждение: «такой простой, такой доступный». А он был «вещью в себе», глубоко запрятанной от посторонних глаз, и, быть может, знала его
И еще одна вещь, непостижимая уму: про него совершенно невозможно было говорить, что он «работает как зверь». Вот, правда: если достаточно часто общаешься с творцом — особенно когда творец любит светскую жизнь и кажется открытым и легким в общении, — всегда замечаешь, что с ним «
Его не стало внезапно. Так неожиданно, так несправедливо, так рано…
Он любил жизнь во всех ее проявлениях, он получал от жизни ни с чем не сравнимое удовольствие, он был рассчитан («затОчен», как нынче говорят) на
И, быть может, эти неожиданность и несправедливость его ухода, вырвавшего его из нашей общей жизни без всякой подготовки, до сих пор так ранят…
Я знаю, все, кто любил его, скучают по нему безмерно. Его невероятно, невыносимо не хватает сегодня среди живых. И потому все время кажется, что не стало его только вчера.
А на самом деле — уже 10 лет прошло. Долгих 10 лет.
Ах, какой мог бы быть сегодня праздник — в день его
Но праздника нет. Лишь печаль…
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 162 (5535) от 02.09.2015.
Источник: https://spbvedomosti.ru/news/culture/svoy_petrov_/